Адриенна застала мать сидящей у окна, ее рыжие волосы были только что вымыты и собраны на затылке. На ней было ярко-синее платье, а к вороту приколота брошь в форме золотой бабочки.
– Мама.
Фиби резко повернула голову. Лицо, которому она тщательно старалась придать выражение безмятежности и покоя на случай, если войдет няня, просветлело. Ей удалось с помощью той доли актерского мастерства, которую она сумела сохранить, скрыть отчаяние и широко раскрыть объятия дочери:
– Эдди!
– Ты выглядишь замечательно.
Адриенна крепко прижала к себе мать, вдыхая запах ее духов. На мгновение ей захотелось окунуться в материнские объятия, в тепло ее тела, снова стать ребенком. Девушка отстранилась, пытаясь скрыть свой внимательный, изучающий взгляд, – она рассматривала лицо матери.
– Я чувствую себя чудесно, особенно теперь, когда здесь ты. Я уже собрала вещи. – Фиби было трудно скрыть свою нервозность. – Ведь мы едем домой?
– Да.
«Это было правильное решение, – подумала Адриенна, гладя мать по щеке. – Так и следовало поступить».
– Хочешь с кем-нибудь проститься?
– Нет, я уже со всеми попрощалась. – Фиби протянула руку дочери. Ей хотелось как можно скорее уйти отсюда. Но она знала, что хорошая актриса должна уходить со сцены красиво, так же красиво, как и появляться. – Доктор Шредер, как мило с вашей стороны, что вы пришли. Я хочу поблагодарить вас за все.
– Берегите себя; это и будет выражением вашей благодарности. – Он крепко пожал руку пациентке. – Вы особенная женщина, Фиби. И дочь у вас необыкновенная. Она привезет вас на следующей неделе.
– На следующей неделе? – Рука Фиби, обнимавшая дочь, оцепенела и замерла.
– Ты будешь приезжать сюда на лечение, – мягко сказала Адриенна.
– Но жить я буду дома, да?
– Конечно. Я буду ездить с тобой, мама.
– Ладно. – Фиби расслабилась и улыбнулась. – Ну, мы готовы.
– Дай-ка мне твою сумку.
Адриенна подняла небольшой саквояж, а потом, чувствуя, что Фиби это необходимо, опять взяла мать за руку.
– Еще раз благодарю вас, доктор. Какой прекрасный день! – заговорила она снова, когда они уже шли к выходу. – Так приятно было видеть все эти распускающиеся деревья, когда я ехала сюда, и цветы.
Они вышли на солнечный свет и вдохнули ароматный воздух.
– Каждый раз, когда я бываю за городом, я думаю, как хорошо жить там. – Адриенна скользнула на заднее сиденье машины и села рядом с матерью. – А когда возвращаюсь в Нью-Йорк, то не могу понять, как можно жить в другом месте. Я полюбила этот город с первого дня.
– Селеста ждет нас? – спросила Фиби.
– Она сказала, что придет попозже. Репетирует новую пьесу.
Фиби, стараясь сфокусировать взгляд на лице Адриенны, заморгала. Ее маленькая девочка стала совсем взрослой. Сейчас они всего лишь ехал и домой, а не убегали от Абду. Никто не посмеет тронуть ее дочь. Никто никогда больше не обидит ее.
– Я так рада, что Селеста была рядом с тобой, пока… пока я неважно себя чувствовала.
Фиби выглянула из окна машины. Адриенна была права: день прекрасный. Может быть, самый прекрасный в ее жизни. Она поцеловала дочь.
– По правде говоря, никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Не могу дождаться, когда можно будет снова начать работать.
– Мама…
Фиби почувствовала, как в ее вены хлынул поток адреналина – он пенился, шипел пузырьками, как шампанское.
– Пожалуйста, не говори, что мне надо отдохнуть. Я уже отдохнула. Мне нужен хороший сценарий. – Она сцепила пальцы рук, уверенная в том, что ей непременно предложат ведущую роль. – Пора теперь мне позаботиться о своей девочке. Как только станет известно, что я свободна, посыплются предложения. Не беспокойся.
Похоже было, что Фиби не может сдержать потока слов. Она была очень оживлена и абсолютно уверена в том, что ее ждут новые роли, продюсеры, мечтающие пригласить ее отобедать с ними, путешествия, которые они с Адриенной совершат вместе. Адриенне было знакомо это состояние матери. Она говорила о планах, которым никогда не суждено сбыться. Все это были симптомы болезни, уже знакомые дочери, как и состояние ее глубокой депрессии. Но после того как девушка видела мать такой несчастной, она и не думала пытаться разубедить ее и лишить иллюзий.
– Мне была ненавистна мысль, что ты осталась совсем одна, – говорила Фиби, когда они входили в квартиру.
– Да Селеста ночевала здесь чаще, чем дома. Она вполне серьезно восприняла твою просьбу опекать меня.
– Я знала, что могу на нее положиться.
– Как хорошо, что ты снова дома.
– Детка. – Фиби заключила лицо дочери в ладони и слегка отстранилась. – Нет, ты больше не ребенок. Сегодня тебе исполнилось восемнадцать. Я не забыла. Пока у меня еще не было возможности сделать тебе подарок, но я…
– Но ты его сделала, и он мне нравится. Хочешь посмотреть на него?
Обрадованная оживлением в глазах дочери, Фиби сказала:
– Надеюсь, дорогая, он сделан со вкусом…
– С отменным вкусом.
Адриенна потянула мать в гостиную. Над маленьким камином висел портрет.
Фиби исполнилось двадцать два года, когда сделали фотографию, с которой был написан этот портрет. Она была тогда в расцвете красоты, ее лицо заставляло трепетать мужские сердца. На ней сверкали королевские драгоценности и среди них знаменитое ожерелье «Солнце и Луна». Огонь и лед.
– О, Эдди!
– Его написал Либеритц. Это лучший портретист. Может быть, он несколько эксцентричен, но он настоящий мастер. Автор не хотел отдавать портрет, когда закончил его писать.
– Благодарю тебя.
– Единственное, чего я хотела, чтобы рядом со мной был всегда и оригинал.