– Все мои пациенты имеют право рассчитывать на это. – Он сел рядом с девушкой, а не за письменный стол. – Дорогая, я знаю, что для вас значит мать и как вы заботитесь о ее здоровье и благополучии. Мне хотелось бы, чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем забрать ее домой.
Адриенна старалась взять себя в руки. Глаза ее оставались спокойными, но пальцы лежавших на коленях рук напряглись.
– Вы хотите сказать, что у нее рецидив?
– Нет, вовсе нет. Состояние вашей матери вполне удовлетворительное. Лечение помогло стабилизировать ее психику. – Он помолчал, потом глубоко вздохнул. – Я не стану отягощать наш разговор научными терминами и техническими деталями. Вы все это слышали и раньше. Я не хочу сказать, что состояние ее скверно, не хочу умалять наших достижений.
– Я понимаю. – Адриенна с трудом противилась желанию встать и зашагать по комнате. – Доктор Шредер, я знаю, что с моей матерью. Знаю, почему это произошло и что надо делать.
– Моя дорогая, маниакально-депрессивный психоз – это очень тяжелая и мучительная болезнь. Для пациента и для его близких. Теперь вы знаете, что больные могут впасть в депрессию или стать гиперактивными в любое время. Так же внезапно может наступить и улучшение состояния. В последние два месяца Фиби хорошо поддавалась лечению, но ведь оно продолжалось всего лишь два месяца.
– Только на этот раз, – напомнила ему Адриенна. – Но ведь за последние два года она почти столько же времени провела в больнице, сколько и дома. До сих пор я ничего не могла сделать, чтобы изменить это. Но сегодня мне исполнилось восемнадцать лет, доктор. В глазах закона я взрослая. Я теперь могу взять на себя ответственность за свою мать и намерена это сделать.
– Мы оба знаем, что вы уже давно взяли на себя ответственность за нее. И я восхищаюсь вами, принцесса Адриенна.
– Тут нечем восхищаться. – На этот раз Адриенна все-таки встала. Ей необходимо было видеть солнце и горы. Свобода! – Она моя мать. Никто и ничто не значит для меня больше. Никто не знает о ее жизни больше меня. Скажите, доктор Шредер, неужели на моем месте вы не сделали бы то же самое?
Доктор внимательно изучал ее лицо, когда девушка повернулась к нему. У нее были очень темные, очень серьезные и полные решимости глаза.
– Думаю, вы правы. Но вы так молоды, принцесса Адриенна. Дело в том, что ваша мать, возможно, до конца жизни будет нуждаться в постоянном и неусыпном внимании и уходе.
– Я обеспечу ей такой уход. Я наняла няню, выбрала из того списка, что вы мне предложили. И так организовала свое расписание, чтобы моя мать ни на минуту не оставалась одна. Наша квартира находится в очень тихом районе, и мы живем поблизости от самой старой и близкой подруги матери.
– Конечно, любовь и дружба сыграют важную роль в улучшении эмоционального и психического здоровья вашей матери, – кивнул доктор Шредер.
Адриенна улыбнулась:
– Мы справимся с этой ролью.
– В настоящее время состояние вашей матери таково, что ее ежедневно придется привозить сюда на лечение.
– Я об этом позабочусь.
– Я не могу настаивать, чтобы вы оставили свою мать у нас еще на месяц или два. Но хочу вам это настоятельно рекомендовать. Ради вашей пользы и ради ее здоровья.
– Не могу. – Адриенна уважала доктора и хотела, чтобы он ее понял. – Я обещала ей. Когда я привезла маму в вашу клинику в последний раз, я поклялась ей, что к весне заберу ее домой.
– Дорогая моя, мне нет нужды напоминать вам, что, когда она сюда попала, ваша мать была в коматозном состоянии. Она не помнит вашего обещания.
– Но я-то помню. – Адриенна сделала несколько шагов и подошла к доктору, снова протягивая руку. – Благодарю вас за все, что вы сделали, и за то, что, я уверена, сделаете еще. Но сейчас я хочу забрать маму домой.
Шредер знал, что напрасно тратит время, и слегка задержал ее руку в своей.
– Звоните, даже если вам просто нужно будет поговорить.
– Хорошо. – Адриенна боялась, что снова расплачется, как это случилось с ней, когда она оказалась в его приемной впервые. – Я буду хорошо за ней ухаживать.
«Интересно, а кто позаботится о тебе?» – подумал Шредер, но ничего не сказал и вывел девушку в коридор.
Адриенна молча шла рядом с ним, вспоминая свои первые визиты сюда. Здесь не всегда было так тихо. Иногда слышался плач, крики, а иногда и кое-что похуже – безумный смех.
В первый раз, когда ее мать поместили в эту лечебницу, она напоминала сломанную куклу – глаза широко открыты, взгляд неподвижен, тело было вялым и податливым. Адриенне в то время было шестнадцать лет, но она ухитрилась снять комнату в мотеле неподалеку и ежедневно навещала мать. Прошло три недели, прежде чем Фиби начала говорить.
Адриенна почувствовала, как панический страх овладевает всем ее телом, как страх пузырьками пронизывает ее, – это было отражением той безумной паники, которую она ощутила, когда Фиби в первый раз попала сюда. Она была уверена, что мама умрет на этой белой узкой постели в палате для хроников, окруженная чужими людьми. Когда мать заговорила, она произнесла всего одно слово – «Адриенна».
И с этой минуты наступила новая фаза жизни. Девушка делала все возможное, чтобы обеспечить Фиби самое лучшее лечение. Она даже написала письмо Абду с просьбой о помощи. Когда отец ей отказал, она нашла другой способ раздобыть деньги.
В институте Ричардсона тихим пациентам были отведены просторные палаты, элегантно меблированные, не хуже апартаментов в пятизвездочном дорогом отеле. Надзор был ненавязчивым, и обстановка ничуть не походила на то, что можно было увидеть в восточном крыле здания, где двери запирались на замки и засовы, а в окна были вставлены небьющиеся стекла и где год назад Фиби провела две злополучные недели своей жизни.